Диалоги и встречи: постмодернизм в русской и американской культуре - Коллектив авторов

Барбара Джонсон говорит об «ошибках», хотя, скорее, речь должна идти о сознательных подтасовках и мистификациях. Причины успеха и признания проектов, создаваемых в русле «школы рессентимента», находятся вне сферы науки. Это причины социального и нравственного порядка. Молчаливое согласие серьезных ученых «подвинуться» и освободить место «реваншистам», – это, очевидно, форма моральных репараций, выплачиваемых с помощью «символического капитала» потомкам черных рабов, ограбленных мексиканцев и «сексуальному пролетариату» – женщинам, геям и проч., и проч.

В теперь уже далеком 1990-м философ Джон Серль смотрел на постмодернизм юмористически, видя в нем не угрозу, а смешное «торжество глупости»: «Распространение „постструктуралистской теории“, пожалуй, наиболее известный пример глупого, но не катастрофичного феномена» [12]. Быть может, катастрофа – гибель великого западного канона – и в самом деле не произойдет. Но, разумеется, постструктуралистская теория – не просто «глупость», а весьма эффективное идеологическое оружие, и постмодернистский рессентимент – не просто «письмена темных людей», а серьезная попытка реванша, стратегия формирования новых элит, перераспределения как символического, так и вполне реального капитала и изменения баланса властных отношений в поле гуманитарной науки.

Г. Блум назвал идею реванша, на которой основана идея «школы рессентимента» «странной иллюзией». Однако постмодернистский реванш – не иллюзия, а реальность, ибо школа рессентимента отнимает территорию, принадлежавшую до этого кому-то другому, используя в качестве оружия не свои художественные достижения, а ангажированный дискурс и репрессию. «Униженные и обездоленные» берут реванш – за счет культуры, литературы, за счет гуманитарной науки. «Состояние постмодерна» грозит обернуться состоянием постлитературы, посткультуры, постнауки.

Примечания

1. Bloom, Harold. The Western Canon: Books and School of the Ages. New York: Riverhead Books, 1994. P. 487.

2. Begley, Adam. Colossus among Critics: Harold Bloom // New York Times, 25.091994. URL: http://www.nytimes.com/books/98/11/01/specials/bloom-colossus.html

3. Hicks, Stephen. Explaining Postmodernism: Skepticism and Socialism from Rousseau to Foucault. Tempe, Arizona and New Berlin / Milwakee, Wisconsin. Scholarly Publishing. 2004. P. 189.

4. Ibid. Р. 190.

5. Ibid. P.190—191.

6. Теодор Лотроуп Стоддард (Theodore Lothrope Stoddard, 1883—1950), историк и евгенист.

7. Baker, Houston A. Modernism and the Harlem Renaissance. Chicago, Ill.: University of Chicago Press, 1987. P. 4

8. Hutchinson, George L. The Harlem Renaissance in Black and White. Cambridge, Mass., Belknap / Harvard UP, 1995.

9. Ibid. P. 4—5.

10. Baker Houston A. Blues, Ideology and Afro-American Literature. A Vernacular Theory. Chicago; London, University of Chicago Press, 1984.

11. Johnson Barbara E. Response to Henry Louis Gates Jr Canon-Formation, Literary History, and the Afro-American Tradition: from the Seen to the Told // Afro-American Literary Study in the 1990s. Ed. H.A.Baker, P.Redmond. Chicago, London. University of Chicago Press, 1989. P. 39—44. P. 42.

12. Searle, John. The Storm Over the University // The New York Times Review of Books, 6 December 1990.

Культура под прессом перемен

В. В. Пациорковский (Москва)

В предлагаемом тексте культура рассматривается как персональное или групповое самовыражение, связанное с художественным творчеством. В этом плане культура близка с архитектурой, изобретательством, инженерией, наукой и спортом. При этом предметные области и способы самовыражения у всех у них разные. Скорее всего, все они составляют культуру как «общий объём творчества человечества» (Даниил Андреев) [1]. Справедливости ради следует заметить, что такой расширенный подход находится за рамками данного текста.

Специфика текущего дискурса в сфере культуры состоит в том, что в интеллектуальных кругах осмысление происходящих процессов все еще идет в основном под влиянием постмодернистских социально-философских концептуальных схем и представлений (знаки, символы, массовая культура, общество потребления и др.). В то же время реальность все больше и больше начинает проявлять себя в новых формах.

Одна из основных особенностей процессов, происходящих в культуре, состоит в том, что они реализуются в условиях изменения как доминировавших ранее способов выражения художественного или исполнительского мастерства, так и ранее выделявших его маркеров. На обе эти группы факторов решающее влияние оказывают перемены, порожденные быстрым внедрением информационных технологий во все проявления личной и общественной жизни.

Цифровая культура буквально на глазах, при жизни одного поколения, во-первых, оказала заметное преобразующее влияние на традиционные виды человеческой деятельности, связанные с творчеством и самовыражением человека. В устоявшихся секторах культуры в первую очередь это относится к декоративному искусству, живописи, кино, литературе, музыке и фотографии.

Во-вторых, цифровая культура в полном смысле слова «сжала» пространственно-территориальную организацию общества, что привело к размыванию еще совсем недавно устойчивых представлений о центре и периферии, столице и провинции. Теперь уже для того чтобы творить и получить признание совсем не обязательно ехать в известные города и столицы. Очень часто малый город и сельская местность оказываются как нельзя лучшим трамплином, а иногда и катапультой успеха.

Сегодня все определяют точки инновационной активности и роста, которые появляются там, где локальное действие стремится интегрироваться в глобальные процессы путем демонстрации своей уникальности и привлекательности. На это обстоятельство начинают обращать внимание не только в культуре, но и в политике. Как отметил В. Путин: «Россия должна не просто сохранить свою геополитическую востребованность – она должна её умножить, она должна быть востребована нашими соседями и партнёрами. Это важно для нас самих, хочу это подчеркнуть. Это касается нашей экономики, культуры, науки, образования» [2].

К этому можно только добавить, что любая форма индивидуального творчества содержит в себе одновременно стремление к самовыражению и самоутверждению. Собственно, каждая пробившаяся к людям инновация представляет собой удачный случай синтеза того и другого.

Наконец, в-третьих, цифровая культура породила фактически отсутствовавшие ранее явления, а именно культуру онлайн и социальные сети. Обе эти группы явлений как бы расширили пространство культуры, предоставив новые возможности самовыражения и творчества.

И сегодня в эту новую уже не столько социальную, сколько культурную нишу, как в водоворот, оказались вовлечены миллионы представителей той массовой культуры, которая подвергалась жесткой критике со стороны отдельных лидеров постмодернизма. Многие из новых творцов именно те люди, которых Ж. Бодрийяр рассматривал как представителей косной толпы, склонных к конформизму [3]. Видимо, идеологам постмодернизма и в голову не могла прийти мысль, что на смену общества потребителей и массовой культуры идет общество новых форм производства и самовыражения.

Пока еще трудно сказать, к какому виду, а тем более жанру относятся различные новые формы самовыражения. Хорошим примером одной из них может служить следующее сетевое послание: «I voted in the upcoming US presidential elections from Tbilisi, Georgia, via the internet today. Since my ballot is via the internet, and a digital copy of my ballot must be submitted to the Elections Operation Manager in Colorado (my residence), it is not a secret ballot. This is ok with me since most people know who I’m voting» [4].

Другой пример тематически сходного плана, но выполнен он в несколько ином ключе: «I voted early-you can too! This was taken in the lobby of the Santa Clara County Registrar of Voters» [5]. В досетевую эпоху социально-психологические механизмы представления себя другому в повседневной жизни были описаны И. Гоффманом [6].

Упомянутые формы самовыражения приобретут еще более широкое распространение и необратимый характер, когда продукты и сервисы высоких информационных технологий придут в сферу воспитания и образования подрастающих поколений. Это неизбежно приведет к изменениям в формировании и накоплении навыков, умений и знаний людей, вступающих в новую жизнь, а значит и в способах их самовыражения и самоутверждения. Здесь поиск форм и точек соприкосновения, которые связывают физический и цифровые миры, становится весьма значимым. В этом направлении и работают многие современные исследователи [7].

Из всех традиционных видов культуры и искусства, возможно, в наиболее сложное положение цифровая культура ставит литературу, прежде всего в части большого романа и особенно поэтического слова. И дело совсем не в скоростях и отсутствии времени у писателей и читателей.

Проблема здесь более глубокая. Она состоит в том, что человек, взращиваемый цифровой культурой, проявляет заметную тенденцию не слышать слова. Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что в России поэты-«шестидесятники» (Б. Ахмадуллина, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский и др.) были последними, кто из уст в уста могли донести свое слово широкой аудитории. Взрослевшее вместе с ними ТВ помогло огромной аудитории не только увидеть поэта, но воспринимать поэтическое слово из первых уст.